We will not fade
Зарисовка о прошедшей игре.
Пухленький блокнот, перетянутый ленточкой и заполненный неаккуратным почерком. На страничках то там то здесь попадаются круглые следы, оставленные донышками кофейных чашек, масляные капли, а местами что-то красное. Пляшущие по страничкам записи сделаны разноцветными ручками, иногда попадаются зарисовки пейзажей или выписки из медкарт.
«День получения диплома. Наконец-то я могу гордо называться медиком, и мне доверят что-то посерьезнее, чем перевязка царапин!..»
«… Что-то серьезнее царапин и порезов по-прежнему попадается крайне редко. Разве что во время учений был неприятный случай с переломом…»
«… Супруг очень серьезен и постоянно пропадает в части. Что-то затевается?...»
«… Уррааа! Я еду в свою первую командировку! Недалеко, в соседнюю Сербию, но все равно это так классно!...»
Дальше записи сделаны вперемешку синей ручкой и карандашом. Часть слов не читается, между страницами скрипит песок.
«… Только что прибыли на место. Мне здесь не нравится. Голова болит от их гомона. Как они все друг друга понимают, когда говорят каждый на своем языке и не слушают друг друга?...»
«… Все более-менее устроилось, нас перебросили от основной базы к РЛС. Здесь красиво, спокойно и вольготно, по сравнению с основной базой...»
«… Непонятно, в чем смысл. Нас же вроде отправили на помощь местным жителям, а мы изо дня в день сидим на этой станции и вокруг не происходит ровным счетом ничего…»
«… Передали сообщение, что к нам едут. Наконец-то нашу группу сменят, а нам дадут другое задание, поближе к городу?...»
«… Очнулась в госпитале. Говорят, мне еще крупно повезло, откачали из клинической смерти. А я ничего не помню, кроме клубов пыли от приближающейся к РЛС машины…»
«… Еще сама не до конца оправилась, но уже ассистировала в полевой операции. Это совсем не похоже на то, чему нас учили. С анестезией напряг, стерильность хромает, хирург работает чуть ли не на коленке. Это же ООН, как так то?…»
На следующей странице – зарисовка плана города и заметки о передвижении демонстрантов. И крестики - места взрывов. А еще синие стрелочки – продвижение полиции.
Несколько страничек заляпано кровью и наполовину оторвано. Можно разобрать только части фраз.
«… нужен переводчик… Ничего серьезного… помочь привести… Крест. Это во благо…»
«… он передал деньги... Как можно стрелять по своим?... Да кто здесь вообще свои?!»
Последним в блокноте лежит белый лист бумаги. Почерк тот же, но в нем не осталось живости, он ровный, округлый и равнодушный.
«Мы вернулись из Приштины несколько дней назад. Мне кажется, я пробыла там целую вечность. Сейчас эта вечность постепенно стирается из памяти, спасибо таблеткам. Через час назначена очередная консультация у врача. Пожалуй, я должна быть счастлива, что все обернулось именно так: курсом лечения вместо позорного увольнения со службы. Но в данный момент – все равно. Вопрос о продолжении моей работы будет подниматься после реабилитации. Сейчас я не готова об этом думать.»
Пухленький блокнот, перетянутый ленточкой и заполненный неаккуратным почерком. На страничках то там то здесь попадаются круглые следы, оставленные донышками кофейных чашек, масляные капли, а местами что-то красное. Пляшущие по страничкам записи сделаны разноцветными ручками, иногда попадаются зарисовки пейзажей или выписки из медкарт.
«День получения диплома. Наконец-то я могу гордо называться медиком, и мне доверят что-то посерьезнее, чем перевязка царапин!..»
«… Что-то серьезнее царапин и порезов по-прежнему попадается крайне редко. Разве что во время учений был неприятный случай с переломом…»
«… Супруг очень серьезен и постоянно пропадает в части. Что-то затевается?...»
«… Уррааа! Я еду в свою первую командировку! Недалеко, в соседнюю Сербию, но все равно это так классно!...»
Дальше записи сделаны вперемешку синей ручкой и карандашом. Часть слов не читается, между страницами скрипит песок.
«… Только что прибыли на место. Мне здесь не нравится. Голова болит от их гомона. Как они все друг друга понимают, когда говорят каждый на своем языке и не слушают друг друга?...»
«… Все более-менее устроилось, нас перебросили от основной базы к РЛС. Здесь красиво, спокойно и вольготно, по сравнению с основной базой...»
«… Непонятно, в чем смысл. Нас же вроде отправили на помощь местным жителям, а мы изо дня в день сидим на этой станции и вокруг не происходит ровным счетом ничего…»
«… Передали сообщение, что к нам едут. Наконец-то нашу группу сменят, а нам дадут другое задание, поближе к городу?...»
«… Очнулась в госпитале. Говорят, мне еще крупно повезло, откачали из клинической смерти. А я ничего не помню, кроме клубов пыли от приближающейся к РЛС машины…»
«… Еще сама не до конца оправилась, но уже ассистировала в полевой операции. Это совсем не похоже на то, чему нас учили. С анестезией напряг, стерильность хромает, хирург работает чуть ли не на коленке. Это же ООН, как так то?…»
На следующей странице – зарисовка плана города и заметки о передвижении демонстрантов. И крестики - места взрывов. А еще синие стрелочки – продвижение полиции.
Несколько страничек заляпано кровью и наполовину оторвано. Можно разобрать только части фраз.
«… нужен переводчик… Ничего серьезного… помочь привести… Крест. Это во благо…»
«… он передал деньги... Как можно стрелять по своим?... Да кто здесь вообще свои?!»
Последним в блокноте лежит белый лист бумаги. Почерк тот же, но в нем не осталось живости, он ровный, округлый и равнодушный.
«Мы вернулись из Приштины несколько дней назад. Мне кажется, я пробыла там целую вечность. Сейчас эта вечность постепенно стирается из памяти, спасибо таблеткам. Через час назначена очередная консультация у врача. Пожалуй, я должна быть счастлива, что все обернулось именно так: курсом лечения вместо позорного увольнения со службы. Но в данный момент – все равно. Вопрос о продолжении моей работы будет подниматься после реабилитации. Сейчас я не готова об этом думать.»